ЭССЕИСТИКА И КРИТИКА

ЕВГЕНИЯ ПУТИЛОВА

ОТ ПЕРУНА ДО «ДВОЕЧНИКА В ЗАКОНЕ»

Заметки о современной детской литературе

В современной детской литературе совершенно особое место занимает проза сказочная или заключающая в себе элементы сказки и фантастики. Нам придется несколько углубиться в историю детской литературной сказки, особенно той, которая повлияла на развитие сказки современной.

Стало привычным: когда кончается сказка, мы говорим — добро побеждает зло. Но сами понятия добра и зла имеют бесконечное множество оттенков. К примеру, у Е. Шварца в сказках «Два брата» и «Снежная королева» понятие зла связано с равнодушием, а стало быть, с душевным холодом ко всему, кроме себя. С таким страшным злом могло справиться только горячее, а значит, отважное и бесстрашное сердце. Образ Герды стал в сказке Шварца воплощением силы добра. Рыцарь Ланцелот, победивший дракона, радуется: ему кажется, что он спас людей от вечно тяготеющей над ними беды. Но радость его напрасна: дракон убит, но никуда не ушел страх, быть может, одно из самых сильных проявлений зла, исказившего человека. В сказке Каверина «Много хороших людей и один завистник» иная категория зла — зависть, от которой ссыхается душа человека.

Для Радия Погодина величайшим злом является поругание красоты. В его сказке «Маков цвет» Попугаев Вовка нарисовал на колонне в музее отвратительного скверняшку и одним этим мазком изменил краски мира и жизнь людей. В последних своих книгах Погодин очень много сказал о красоте природы: способность увидеть эту красоту, проникнуться ею преображает душу ощущением восторга. Когда перед Гришкой открылась Весенняя земля, «прежние слова, перед которыми Гришка даже как бы робел, такие как „слава”, „триумф”, „непреклонность”, теряли свои очертания и на их место приходили совсем другие, такие как „радость”, „щедрость”, „великодушие”» («Книжка про Гришку»). Погодин раздвигает пределы видимого нами, возникают непривычные для земного стереотипа дружеские связи между самыми разными существами («Где ты, гдетыгдеты?»). Все это написано так, как будто у Погодина полные пригоршни добра и он щедро и великодушно раздает его. Со смертью писателя наступила пауза, было утеряно представление о современной жизни и о современных детях. Такие паузы случались и прежде. Уходила одна долгая традиция, шли поиски основ для другой.

Отечественного читателя с большим опозданием достигли ставшие класси­ческими зарубежные произведения жанра «фэнтези» — «Властелин колец»
Дж. Р. Р. Толкина и «Хроники Нарнии» К. Л. Льюиса. Основная форма зла в них — стремление к неограниченной власти. Лучшие произведения этого жанра отличаются реальностью конфликта (при совершенной фантастичности приключений) и ярким изображением сил добра (злу отказано в привлекательности). Им свойственны черты «романа воспитания»: герои не только странствуют, борются и побеждают, но изменяются и взрослеют в пройденных испытаниях. Нельзя обойти и создаваемую на наших глазах многотомную эпопею Дж. К. Ролинг «Гарри Поттер», где присутствуют многие привлекательные черты жанра.

С конца ХХ века жанр «фэнтези» стал бурно развиваться в России. Всех произведений отечественных писателей не назовешь, но наиболее популярные из них: «Таня Троттер и магический контрабас» Д. Емеца (М., 2003), «Денис Котик и Царица крылатых лошадей» А. Боярышникова (Харьков, 2003), «Порри Гаттер и каменный философ» А. Жвалевского и И. Мытько (М, 2003). Все они явно пародируют или подражают «Гарри Поттеру», издаваясь при этом огромными тиражами и пользуясь спросом. В большинстве этих повестей действие происходит во внеземном пространстве, а кое-где автор пробует соединить две действительности — земную и запредельную. Лучше всего это удалось в сказочной повести Александры Егорушкиной «Настоящая принцесса и Бродячий Мостик» (СПб., 2003). Здесь действие происходит то в Петербурге, то, благодаря Бродячему Мостику, герои сказки оказываются в совершенно другом мире, которому грозит опасность попасть под власть зла. В борьбу со страшными силами запредельного мира вступают современные петербургские школьники, а проводниками к Бродячему Мостику оказываются знакомые петербургские статуи. Силы зла обладают, казалось бы, непреодолимыми возможностями, но и силы добра, олицетворенные в детях с их жаждой справедливости и бесстрашием, оказываются способными почти на невероятное. Победа детей и их волшебного друга, человека-птицы Филина, приводит к фантастическим результатам: благодаря Бродячему Мостику связь между землей и запредельным миром уже не будет потеряна. На соединении двух миров — домашнего, школьного и запредельного — строится и сюжет книги Галины Гордиенко «Между двумя мирами» (М., 2003). Героиня, которой приходится выбирать между запредельной (в снах) и земной жизнью, предпочитает трудную, без чудес, земную.

Авторам «фэнтези» стало очень трудно находить новые повороты сюжета.
Д. Емец в книге «Город динозавров» (М., 2003) хоть и предлагает много чудес, но сюжет оказывается бедноватым и однообразным. Не увлечет читателя благородная задача: возродить к жизни динозавров, поселив их на остров. И уже полным развенчанием жанра представляется книга Антона Иванова и Анны Устиновой «Звезда чародея» (М, 2003). Таинственным образом оказавшись в волшебной стране, школьник Тимофей Ружин попадает к доброму волшебнику, у которого он должен пройти школу волшебства. Но когда над ним и над его учителем нависает страшная угроза со стороны злобных и опасных сил, Тимофей не вступает в борьбу с силами зла, но все свои приобретенные способности использует для того, чтобы спастись бегством.

И все же занявшее такое большое место сказочно-фантастическое направление в литературе для детей не уйдет из нее окончательно, сохраняясь в виде небольших сказочных историй или сюжетных линий. В этом плане обращает на себя внимание небольшая книжка Алексея Шевченко «Дом 22, квартира 16. Петербургские сказки» (СПб., 2003). Как предупреждает автор, дом этот — самый знаменитый в Петербурге, а квартира 16 — самая знаменитая в доме. Тайной остается только название улицы. Ничего особенного в этом доме не происходит: вся его
необычность состоит в том, что он населен людьми, по которым мы просто соскучились. Есть среди жителей дома старенькая балерина Фрези Кляу, писатель Точкин, композитор Фугин и другие славные люди. Жители дома удивительно относятся друг к другу. Мы многое узнаем об их занятиях, но, конечно, главной в доме является квартира 16, где живет Мечтатель. Именно ему дана чудесная способность оказываться в самых разных точках мира, в своем воображении он так же легко передвигается и во времени. Особенно он любит посещать свое детство, и в одной из лучших новелл «Вечер встречи» Мечтатель встречается со всеми теми, кого боялся в детстве: с ядовитым змеем Колей, с вампиром Семкой, с сереньким Волчком, со страшными обитателями подвалов и чердаков, с маленькой ведьмой и еще со многими другими. Все эти существа вызывают у Мечтателя улыбку: он понимает теперь, в каких целях взрослые прибегали к помощи этих существ. В воспитательных.

Похожий дом есть в книге Сергея Махотина «Заколдованные косички» (М., 2000): там все знакомы друг с другом и происходят события сказочные и несказочные. Петербургскому писателю Махотину присущи (и в стихах, и в прозе) удивительная доброта и гармоничность. Давно уже получил широкую известность его рассказ «Котенок Гусев», где немного педантичная мама ни за что не разрешает завести в доме собаку, ссылаясь на то, что держать в такой неудобной квартире собаку — это издеваться над живым существом. «Я мог бы ответить, — думает маленький герой, — что я тоже живое существо. Пусть пес дышит одним со мной воздухом. Пусть он ест суп из моей тарелки, а я буду пить компот из его миски». Сколько занятного, веселого и счастливого происходит в семье в связи с вынужденным появлением котенка, которому дают неслыханное, небывалое имя: Гусев! Все чудеса, происходящие в этой книжке, — веселые. Каждый раз, когда Коля дергает Свету за косички, он уменьшается в росте, пока дело не доходит до катастрофы. Необычайно привлекательна бабка Арина, обладающая таким тонким слухом, что знает жизнь каждой квартиры, ошарашивая своими сведениями людей. Самой большой удачей представляется рассказ «Разбудите музыку», который может встать в один ряд с лучшими сказками и рассказами нашей литературы. Приехавший в этот обжитой дом новый жилец Заливалов на вопрос, чем он занимается, дает удивительный ответ: «Я бужу музыку». Да, стоит Заливалову взмахнуть дирижерской палочкой, как оживают деревья, заливаются на разные голоса птицы, люди возвращают себе утраченную любовь и к музыке, и к жизни.

Интерес к «страшилкам», как показывают исследователи, существовал с давних времен, но в последние годы интерес этот вылился в настоящую эпидемию. В десятитомном собрании сочинений Э. Успенского этому жанру посвящен целый том. И сегодняшняя литература для детей отдает этому дань. Особенно примечательна книга Валерия Роньшина «Твой ужастик» (М., 2000), состоящая из трех разделов: «Кошмарики», «Страшилки веселые и грустные», «Ужастики про любовь». Роньшин охотно пользуется созданными детской мифологией персонажами и приметами. Так, среди его персонажей имеются и кукла-убийца, и портрет, и страшная рука, и черная дыра, и желтый платок, и синие волосы… Страшилки и истории, сочиненные Роньшиным, естественно отличаются от подлинной детской мифологии. Детская страшилка лаконична и неизменно следует внутренней логи­-
ке — наказание здесь является следствием какой-то обязательной первопричины, как правило, непослушания (в терминах фольклора — нарушения запрета). Такой жесткой и четкой логики в «Твоем ужастике» нет: сюжеты развиваются по-своему, появляются новые повороты. Вина маленького Толика заключается в том, что на вопрос, кем он хочет стать, мальчик неожиданно отвечает, что хочет стать палачом. Это — неправильный выбор, причина несчастья многих неразумных героев (например, в классической сказке А. Погорельского «Черная курица…»). Вина Алины заключается в том, что она забросила куклу под диван. Первопричина выглядит неясной, а сюжет развивается странно: «Буквально за неделю кукла Катя убила всех учителей, завуча, трех уборщиц и одну библиотекаршу». Не проходит и дня, как Алина с помощью спички уничтожает убийцу, и в ту же секунду в класс вбегают живехонькие мертвецы. А ведь сюжет об ожившей кукле (или ином подобии человека) — один из древнейших и известнейших в литературе. Можно вспомнить поистине страшные новеллы — «Песочного человека» Гофмана и «Венеру Илльскую» Мериме. У Роньшина повествование, за самым редким исключением, кончается счастливо: на свое место устраиваются отрубленные головы, из могил выходят обратно целехонькие люди, съеденные или пропавшие герои возвращаются на свои места. Что это? Дань педагогике: детей нельзя пугать, им нельзя говорить о смерти, их страх должен быстро смениться радостью? Но ведь эти окончания лишают страшилки их функции, того, что изначально лежало в основе уже давно возникшей традиции.

Отдельно хочется остановиться на двух удачных историях. Первопричина в страшилке «Желтый платок» настолько ужасна, что она неминуемо должна иметь еще более ужасные последствия. Влюбленный молодой человек, работающий помощником гробовщика, крадет с шеи умершей женщины желтый платок с тем, чтобы подарить его своей возлюбленной. А между тем этот платок принадлежал Князю Тьмы: будучи погребенным, он перестал бы приносить людям несчастье. История с дьявольским платком напоминает романтическую балладу. Жаль, что и здесь автор привел повествование к счастливому концу. Другая история, написанная с настоящим юмором, — «Дедушкин портрет», — передает многие характерные черты современной жизни. Лежавший в альбоме дедушкин портрет никому не причинял никакого вреда. Увеличенный в фотоателье и повешенный на стенку, дедушка как бы выходит за рамки своего портрета и с удовольствием начинает пользоваться висящим на шее автоматом. Бабушка погибает первой, но папа резонно говорит: «Че о ней горевать-то? Зато комната освободилась». Происходит еще несколько убийств, пока внук не догадывается, какую пользу можно извлечь в школе из дедушкиного портрета. Урок литературы — и дедушкин портрет висит вместо Толстого, урок истории — вместо Суворова, и для защиты внука от двойки действует безотказное средство: «Тра-та-та-та-та!!!» Так и стал внук не только круглым отличником, но и… президентом Академии наук… Полон горького смысла конец истории: «И везде, где бы я ни находился, со мной был портрет любимого дедушки с автоматом в руках».

Третья часть книги Роньшина — другая. Большинство этих рассказов напоминает немецкие баллады, да и грустные окончания — совсем иные: изменилась стилистика, само понятие «смерть» приобрело другое значение: «Истинная любовь всегда шествует рука об руку со смертью. И когда двое по-настоящему любят друг друга, один всегда платит за другого. Жизнью…» Стоит отметить стилистическую манеру автора: Роньшин очень внимателен к построению фразы, к ее ритмическому и музыкальному воплощению.

Если об увлечении страшилками можно говорить как об эпидемии, то интерес маленького (да и взрослого) читателя к детективу непреходящ. В настоящее время этот интерес удовлетворяется, по преимуществу, бесконечной серией «Детский детектив». Как жаль бедных детей, которые, забыв обо всем на свете, занимаются совсем не своим делом! В детективе Антона Иванова и Анны Устиновой «Тайна адмиральской дачи» (М., 2002) шестеро ребят на беду свою замечают, как кто-то подложил записку в помещении игровых автоматов. За целое прекрасное лето эти дети ни разу не выкупались, не побывали в лесу, не поиграли во что-то интересное. Все их время, дневное и ночное, занято, как они считают, гораздо более важным делом. Надо терпеливо прочесть книгу в 222 страницы, чтобы на предпоследней узнать, что лето потрачено не зря: благодаря этим шестерым обнаружен тайник с оружием. Опять повторю: бедные ребята! Их скручивают жуткими веревками, засовывают кляп в рот, держат запертыми в подземелье. Невольно задумываешься — зачем все это? Ведь в каждой такой повести рядом с ребятами обязательно есть суперопер или не менее выдающийся капитан милиции. В детективах В. Роньшина «Ловушка для Буратино» (М., 2002) и С. Махотина «Дело о пяти минутах» (М., 2002) юные сыщики хотя бы получают уроки криминалистики. Детектив Роньшина отличается более занятной интригой, а герой Махотина — интересный, интеллектуальный мальчик. И все же и в этих книгах — давно выработанный стереотип.

К счастью, детектив не заполнил всего литературного пространства. Петербург­ские писатели заинтересовались жизнью людей, оставивших по себе вечную память. Одна за другой возникли книги, героями которых были Иоанн Креститель, апостол Петр, Георгий Победоносец, Кирилл и Мефодий, преподобный Сергий Радонеж­ский, князь Дмитрий Донской. Потом эти отдельные книги сложились в один большой том «Рассказы о православных святых», насчитывающий несколько десятков имен (под редакцией Валерия Воскобойникова, СПб., 2003). Состав книги радует разнообразием: тут и деятели раннего христианства, и великие просветители, и русские князья. «Рассказы о православных святых» можно рассматривать как своеобразную энциклопедию, которую не читаешь подряд, а знакомишься с ее материалами постепенно. Возможно, для юного читателя авторам следовало бы четче отделять исторический факт от легенды (например, в главе о Георгии Победоносце). Кроме того личности отнюдь не однозначные (например, Александр Невский или Дмитрий Донской) получают в «Рассказах о святых» идеализированную трактовку.

Среди книг энциклопедического характера следует назвать и книгу Бориса Путилова «Древняя Русь в лицах» (СПб., 1998, 2001). В подзаголовке обозначено: «Боги. Герои. Люди». Книга охватывает огромный материал, начиная с раздела «Русь языческая», куда входят сведения и о славянском Пантеоне (начиная с Перуна), и о «неведомой и нечистой силе» (тут и домовой, и водяной и кикимора). Второй раздел, «Русь двое­верная», пожалуй, самый сложный и самый в былое время непроходной, потому что в нем появляются и Богородица (ей посвящены, быть может, лучшие страницы книги), и ангелы, и дьявол, бесы, черти. Раздел «Люди древней Руси» начинается с Рюрика и кончается царем Алексеем Михайловичем. Эта книга тоже рассчитана на долгое чтение. Близка по тематике большая работа Марии Семеновой «Мы славяне» (М., 1999). Вышла в свет «Иллюстрированная Библия для семейного чтения» (Современный пересказ В. М. Воскобойникова. М., 2002). Это не первая работа такого рода. «Библию для детей» пересказывала еще в тридцатые годы ХIХ века известная писательница А. П. Зонтаг, и у нее было много последователей. Да и сейчас можно увидеть «Библию для детей» в самых разных изданиях. Но Воскобойников подошел к своей задаче по-особому серьезно и вдумчиво. Пересказать Библию в полном ее «сюжете» невозможно, да и не нужно. Главное здесь — отобрать для пересказа все, что могут прочесть и понять дети.

Интересную задачу поставила перед собой серия под названием «Жизнь замечательных…». Пока вышло три книги: «Жизнь замечательных детей» Валерия Воскобойникова (СПб., 1997), «Жизнь замечательных слов» Николая Голя (СПб., 1998), «Жизнь замечательных зверей» Михаила Яснова (СПб., 1999). Истории про замечательных детей начинаются с детства Александра Македон­ского и кончаются Биллом Гейтсом. Голь вовлекает читателя в совершенно другой мир: можно назвать его филологическим. Сам автор назвал свою книгу «БЭМЭ», что расшифровал как «Беллетризованная Малая Этимологическая Энциклопедия» для детей. На последней странице автор дает маленькую аннотацию: «Что значит «куролесить» и «перейти Рубикон»? Откуда к нам пришли калоши, бикини, макинтош и шапокляк?» Стоит только заглянуть в оглавление, и уже хочется узнать, что это за «Слова-обманщики» и может ли быть «день рождения слова». Читать эту книгу непросто, но сколько нового узнает читатель об удивительной жизни языка! Третья книга вводит нас в мир замечательных зверей. Среди них много всем известных, как, например, Буцефал Александра Македонского, но самое интересное, говоря словами автора, — это «удивительные и трогательные, иногда смешные, иногда грустные, но обязательно очень добрые истории» и о лошадях, и о слонах, и об очень умных гусях, и о дельфинах, и об обезьянах — всего не перечислишь. Глава, в которую автор вложил и страсть и темперамент, посвящена прославленным и непрославленным собакам.

О сегодняшней реальной жизни пишет в своих повестях Екатерина Мурашова. (Увы, они пока не опубликованы.) Повести эти объединены интересом автора к судьбам неблагополучных детей, к человеческой несправедливости (исходящей от родителей, учителей, школьной администрации). Жесткий реализм сочетается здесь с фантастикой. В первой реальности (повесть «Класс коррекции») есть элитарный класс «А», но есть и состоящий, по мнению администрации школы, из отбросов, дебилов и уродов класс «Е». Это совсем не так, потому что в классе «Е» учатся дети, попавшие туда совсем не по своей вине. Например, Антон: он был в элитарном классе, но из-за случавшихся с ним припадков спонсоры потребовали убрать его, они не желали травмировать своих детей. Или Митяша, который талантливо рисует, но почти не видит и не слышит.

В параллельном мире ничего поначалу особенного не происходит: просто человек получает там то, чего у него нет в мире реальном: инвалид Юра не только ходит без костылей, но скачет на лошади; разнесчастный Пашка, который совсем не знал, что такое детство, превращается в чудесного малыша; у Витьки там есть мама, она там смеется, а здесь никто никогда не слышал Витькиного смеха. Только Антон поначалу не приемлет параллельного мира, понимая, что мир этот дает лишь временное утешение, расслабляет человека.

Наконец заведующая гимназией получает возможность расформировать класс «Е», выбросив детей, у большинства из которых нет даже документов: кого на панель, кого к наркоманам, кого на воровское поприще. Но, вопреки воле заведующей, именно в этот момент все девятнадцать учеников класса (а двадцатая, семимесячная Милка, брошенная матерью, спит в кенгурушнике за спиной Витьки) стоят перед родителями погибшего во время драки Юры. Глядя в постаревшие лица этих и так уже немолодых людей, Витька вытаскивает из кенгурушника Милку, и теперь даже целый отряд ОМОНа не смог бы забрать у нее ребенка. Жест Витьки олицетворяет собой настоящее добро.

В повести «Одно чудо на всех» сразу открываются две противоположные, но реальные действительности. С одной стороны, есть «стая», живущая в небольшом городке неподалеку от Петербурга и нашедшая себе прибежище в заброшенном общежитии. С другой — элитарный петербургский математический класс 7«а», цель которого готовить гениев. Мы гораздо больше знаем про «стаю», куда собрались изуродованные, искалеченные дети наркоманов и алкашей, и про их вожака Генку. А про математический класс мы поначалу знаем не так уж много: известно, что многие учатся с помощью денег: каждую решенную за него задачу Владик Яжембский оплачивает десяткой. И никогда бы не встретиться, не пересечься «стае» и классу, но в результате небывалого происшествия на Земле появляются двое детей-пришельцев: девочка Аи оказалась в Петербурге, ее обнаружил один из учеников элитарного класса, мальчик Вилли прибился к «стае». Жизнь и класса, и «стаи» совершенно изменилась. У класса появилась общая забота: спрятать Аи от чужих глаз и помочь ей найти брата. «Стая» видит в Вилли предводителя в будущих ограблениях банков и магазинов. Об этом мечтают все, кроме Генки: он хочет, чтобы инопланетянин вылечил его младшего брата Ёську, но для этого Вилли нужна сестра. И Генка приказывает «стае» — добыть из-под земли девчонку — не начинается ли обыкновенный детектив? Но автору удалось детектива избежать.

Симпатичен образ участкового Виктора Тимофеевича, который задается вопросами: откуда взялось столько бомжей и нищих, почему не хватает на жизнь ни пенсии, ни зарплаты? Интересен разговор учителя истории с директором школы: директриса убеждена, что на ее городских воспитанников напала провинциальная «шваль». Учитель же истории не обвиняет эту «шваль», а говорит о необходимости не отделять одних от других. Сколько в элитарном классе действительно талантливых ребят? Да раз-два и обчелся... Удался автору и конец повести. В финальном сражении преимущество на стороне «стаи», но эта схватка оказывается совершенно не такой, какой ее задумывала «стая» и какой ее просчитали математические гении. Когда глаза Генки встречаются с глазами Аи, он понимает, сколько же пропустил он в своей жизни! Вдруг возникает музыка. Играющий на скрипке мальчик знает, что математики подсчитали все, но: «гармонию алгеброй нельзя!..» Наступает примирение, диалог.

Необычно и сильно поставленная Мурашевой проблема страшного контраста между миром детей благополучных и неблагополучных стара как мир и простого решения не имеет. Вроде бы реальный путь, предлагаемый некоторыми учителями, — объединить клас­сы, не отделять способных ребят, — на самом деле утопичен и сродни пресловутому шариковскому «все поделить». Несмотря на свою гуманистичность, он не может принести ничего, кроме вреда. Но фантастические, сказочные элементы повестей указывают на путь, действи­тельно возможный, ведут к чуду, которое может осуществиться. Это путь активного вмеша­тельства общества, отказа от равнодушия к чужой беде.  Только так люди и общество могут изменить мир.

Мы не раз сетовали, что в современной детской книге чаще всего герои повествования — мальчики. Появились и такие, где в центре повествования девочки. К примеру, книга Людмилы Матвеевой «Невеста из 7 „а”» (в серии «Любимые книги девочек», М., 2000). Десятки проблем возникают у юных героинь. Вот девочка жалуется психоневрологу, что она любит одного, а ее любит другой, — как тут быть? Вот главная героиня, Юля, объявляет в классе, что у нее есть жених: класс потрясен, заинтригован, и на вопрос, как же ее прежняя любовь к Диме, Юля отвечает: ну и что, будет любовный треугольник! А Нина и Саша ведут бесконечный диалог: «Ты любишь лимоны? — Люблю. — Ты любишь крыс и тараканов? — Люблю». Содержание вопроса не имеет никакого значения: важны ключевые слова: «Любишь? — Люблю». Читаешь эту книгу — словно пьешь густой сироп. Для общения между собой мальчикам и девочкам нужно очень немного слов. Чаще всего — характеристики: лох, классно, рулезно, неслабо, круто, прикольно; мужчина, например, под сорок лет очень легко определяется: «Это кекс». Разговаривать не надо еще и потому, что у каждого в кармане есть плеер, и его можно слушать вдвоем. В повести много цитат из текстов любимых групп: Виктор Цой, Земфира, «Собаки Качалова», Макаревич, ДДТ, «Чайф», «Чиж» — набор очень разноуровневый, но это не имеет никакого значения — важно, что все они служат основой для диалога.

Совсем недавно появилась еще одна книга — «Приключения Ульяны Караваевой» Дарьи Варденбург (СПб., 2004). У героини нет даже обычного спутника — мальчишки, его место занял верный, понимающий друг — ворона. Кто-то назвал книгу детективом, мне же кажется, что, напротив, автор наконец освободился от детектива. Здесь все герои и все их действия известны, и оттого, что самый страшный бандит, по прозвищу «Кривой зверь», и скромный нескладный курсант Фазу похожи друг на друга, как близнецы, читателю еще интересней. Приключения не перескажешь и не опишешь, их надо пережить. И читателю вместе с Дарьей это предстоит. Здесь тоже есть и непроходимые скалы, страшные пропасти, трудные переправы. Сила героини в том, что она умна, находчива, отважна.

В последнее время появилось много сборников рассказов для детей. Из них стоит назвать веселую, остроумную книгу Артура Гиваргизова «Со шкафом на велосипеде» (М., 2003). Здесь ни один рассказ, даже самый маленький, не назовешь проходным. Уже первые фразы обещают интересное продолжение: «Ни разу в жизни Сережа не сделал ни одного урока. И за это Сережу уважали и называли „двоечником в законе”» («При чем тут Зубов?»). Дом, школа, родители, учителя, серьезные, а чаще несерьезные, увлечения ребят, их стремление к самостоятельным действиям — каждый рассказ открывает неугомонную жизнь школы, улицы, дома.

Недавно Воскобойников написал рассказ «Аве Мария» (он был прочитан по радио «Россия»). Свой неожиданно открывшийся прекрасный голос, свой, все уверены, большой успех Маша отдает слепому мальчику: она спела в метро на переходе Садовая — Невский «Аве Мария» ровно столько, сколько понадобилось, чтобы собрать недостающие мальчику для операции деньги. Слово «милосердие», которое чаще всего произносится всуе, здесь приобретает свое подлинное значение.

В рассказе Махотина «Шестиклассный Серафим» (Костер. 2003. № 4) ученица девятого класса прочла вместо «шестикрылый Серафим — «шестиклассный», и ученика шестого класса Серафима Перецына до того задразнили, что он помрачнел и осунулся лицом. Неизвестно, что случилось бы, если бы ему в руки не попал том Пушкина со стихотворением «Пророк»:

«Строчки вспыхивали, как ожившие вулканы, непонятные и страшные: «неба содроганье», «жало мудрыя змеи», «отверзлись вещие зеницы»! Что это за шестикрылый Серафим такой? Зачем он вырывает у героя язык, грудь ему рассекает мечом? А герой, этот самый пророк, не умирает, несмотря на ужасные пытки. Ему даже как будто и не больно. Сейчас встанет, как ни в чем не бывало, и пойдет глаголом жечь сердца людей. Тоже непонятно: зачем их жечь и что вообще значит — «жечь глаголом»? Много было в стихотворении странного, оно волновало, беспокоило. «Гад морских подводный ход» пробирал до мурашек».

И, наконец, книга «Человек и окружающий его мир». Ее написала биолог Светлана Марчукова. В этой огромной работе счастливо сочетаются профессионал и литератор. Автор умеет привлечь внимание юного читателя: особо важные тексты она предваряет словечками: «Это интересно», и текст этот набирается другим шрифтом. Вовлекая юного читателя в огромный мир, связанный с открытиями великих ученых, обращаясь к поэзии Киплинга, Гумилева, Заболоцкого, автор нигде не теряет нить строгой научной последовательности в изложении материала.
В результате книга выполняет главную задачу: знания приобретают системный характер, и мир предстает одновременно и в его огромном разнообразии, и в его единстве.

Читатель этой статьи заметит, что в ней преобладает разговор о петербургских писателях, и это не случайно. Уже многие годы так повелось, что в учебниках и даже в последнем библиографическом словаре детской литературы раз и навсегда в список авторов внесены три-четыре питерских имени, не более. Мне хотелось исправить эту бытующую ошибку. Передо мной, прочитанные и готовые к разговору, лежат книги Марины Москвиной, Сергея Седова, Олега Кургузова, Натальи Соломенко, Юрия Коротова, Сергея Георгиева, Тима Собакина, Григория Кружкова, Сергея Козлова, Марины Бородицкой, Виктора Лунина... Моя задача — продолжить разговор, но уже сейчас хочется сказать о главном: детская литература обретает новое дыхание.